Отчёт Рипли

Рождественская и шахматная сказка. Автор не скрывает, что идею он почерпнул из прекрасного рассказа Б. Штерна "Безумный король", который некогда с удовольствием прочитал.

Я никогда не отличался прилежанием.

Мой отец был крупным учёным, и не просто крупным, а одним из тех немногих, кто действительно "двигал вперёд науку". По понятным причинам он не уделял моему воспитанию достаточно внимания. С матерью отец развёлся, когда я был ещё десятилетним, ей не нравилось его полное равнодушие к мирским делам, но при этом она ничуть не возражала, чтобы я остался с ним. Наверное, ей надоели и мы, и Научный Городок, населённый чокнутыми учёными, их жабообразными жёнами, прыщавыми озабоченными аспирантами и агентами спецслужб.

Мной занимались учителя, гувернантки, репетиторы, охранники и прочие наёмники, думающие в основном о том, как бы пораньше сплавить с рук этого мелкого засранца, чтобы успеть вечером в бар к началу футбольного матча.

Став из малолетнего оболтуса совершеннолетним обалдуем, я поучился и поработал в нескольких местах, но нигде подолгу не задерживался. Всё, что мне нравилось - это путешествовать, меняя материки, города, гостиницы и девушек-мотыльков, готовых упорхнуть с первым встречным, у которого есть "Платиновая карта".

Отец продолжал аккуратно раз в месяц переводить мне деньги, всегда уменьшая в полтора раза запрашиваемую мной сумму - видимо, в воспитательных целях. А я ездил на средней паршивости курорты, гулял по набережным, читал, тусовался в клубах и крутил недолгие романы. За несколько лет такой жизни я не стал ни более опытным в житейских делах, ни чересчур порочным, наверное, даже для последнего мне не хватало способностей. В конце концов, на любом курорте интересно только в первый раз, все гостиницы похожи на друг друга, похмелье всегда тяжело и у всех девушек тоже всё устроено одинаково. Дальше должна работать фантазия, которой большинству недостаёт, и я не был исключением.

Однажды отец позвонил мне в неурочное время и попросил срочно возвращаться домой.

Я находился на другом конце страны и до конца тура оставалось три дня. Правда, я уже был на почти таком же туре в прошлом году.

- Пап, ну три дня осталось, - заканючил я в трубку, - отец предпочитал не звонить по Бионету, который сам же изобрёл, а пользовался ещё уцелевшей для любителей экзотики и обеспеченных людей старинной аналоговой связью.

- Это срочно, сынок - ответил отец, обычно соглашавшийся с любыми проволочками Мастера Тянуть Время Мистера Майка.

Да, Майк Рипли - это я, сын того самого Рипли, о котором вы слышали как об "изобретателе Бионета, иммодулятора и чего-то ещё".

Отец встретил меня не в лаборатории, где он зачастую и ночевал, а дома.

Он сидел у камина в любимом кожаном кресле, несмотря на теплый день, был накрыт пуховым пледом почти до подбородка и выглядел совсем неважно.

- Как ты, пап? - я вдруг почувствовал укор совести за то, что не навещал отца и дом уже почти полгода, с самого Рождества.

- Мне недолго осталось, сынок - просто ответил отец - ты не продолжишь моё дело, но поможешь сохранить его плоды.

- Ты изобрёл новое лекарство, пап? - глупо спросил я, чтобы разрядить обстановку.

Работы отца были для меня фантастикой и велись на стыке медицинских, биохимических, компьютерных и ещё чёрт знает каких технологий. Куча лабораторий, занимавшихся каждая своим делом, периодически выдавали на-гора новые препараты, микросхемы и образцы искусственной жизни, а старикан сидел в центре паутины и держал все нити.

- Я изобрёл интеллект, сын - выдал папаша - и не искусственный, а самый настоящий.

Я вопросительно поднял брови, ожидая продолжения и стараясь не выдать мелькнувшей мысли, что у старика поехала крыша, как это случается с учёными. Отца я уважал, тем более, что полностью от него зависел.

- Последний образец работает устойчиво - рассказывал между тем отец - но ему тоже осталось недолго, если не пересадить в носитель...

- Так это же просто биочип, пап? Твои чипы есть уже у многих, да у меня у самого такой!

- Это не просто биочип. Это САИМ - специализированный автономный интеллектуальный модуль, который интегрируется в твой организм, будет неотличим от естественных тканей при любом уровне сканирования, а для получения информации ему не нужно будет ничего, кроме твоих органов чувств. Он сможет мысленно взаимодействовать с тобой, но ты не будешь чувствовать его без необходимости. Его также будут интересовать лишь относящиеся к его сфере компетенций данные.

- Что-то вроде математического сопроцессора на старых компах? - ляпнул я, неплохо помнящий историю вычислительной техники.

- Примерно так - кивнул отец. - Проблема в том, что специализировать модуль можно на что угодно, инициализировав его соответствующей базой данных сразу после создания. Мне пришлось разработать специальный язык нейрохимического программирования аксиологических и полиментальных сущностей, потому что обычные средства для этого не годятся...

Так как я не понимал и половины слов, эту часть речи можно было смело пропустить мимо ушей.

- И на что же заточен мой? - спросил я дождавшись, пока отец сделает паузу.

- Я долго думал над этим, сынок - почему-то замялся старик - понимаешь, не в моих силах сделать тебя универсальным гением, или бессмертным, или даже самым сексуальным красавцем в мире - в конце концов, для последнего есть пластическая хирургия, если не жалко уродовать тело... да только у этих шарлатанов если не через 10, так через 20 лет отторжение тканей всё равно наступает, а мой модуль станет частью тебя - продолжал между тем папаша, ненавидевший пластических хирургов, - тебя можно сделать совершенным вычислителем, перемножающим стозначные числа быстрее суперкомпьютера, сильнейшим игроком в любую из известных игр, лучшим автогонщиком на Земле и так далее... Конечно, там, где для действия нужна мышечная активность, возникают трудности - например, модуль, если его соответствующим образом инициализировать, будет совершенно точно знать, как тебе двигаться, чтобы пробежать с мировым рекордом стометровку, он сможет управлять телом в процессе бега, только твои нетренированные связки раньше порвутся. Но если подсадить такой модуль профессиональному бегуну? Или способности абсолютного снайпера спецназовцу? Или идеального убийцы?

- Да-а - протянул я, начиная соображать, что создал отец - пап, так же можно лишить мир шанса...

- Отлично, сынок! - обрадовался отец, - а я боялся, что ты меня не поймёшь. - В этом Отчёте - он передал мне здоровенный талмуд в очень прочном переплёте, наполненный ни то ламинированными, ни то тоже какими-то специальными страницами с зубодробительными формулами - интегрированное описание всех ключевых технологий, любой толковый учёный разберётся. Экземпляр единственный. Я хочу, чтобы ты полетел сейчас в Швейцарию, обратился в этот банк (мне была передана карточка) и положил Отчёт Рипли в полностью автономную ячейку на 100 лет, оплатив весь период хранения и составив договор, по которому ячейка может быть через этот срок открыта созданной по соответствующему протоколу Специальной Комиссией ООН или заменяющего ООН высшего межгосударственного органа планеты, если таковой на тот момент будет существовать. Отчёт рассчитан на указанный и даже гораздо больший срок хранения. Я не хочу уничтожать труд своей жизни и верю в то, что за 100 лет человечество поумнеет, если выживет. И я знаю, что мой результат вряд ли кто-то повторит за этот период, это просто стечение обстоятельств, что у меня получилось...

- А нехило папаша себя ценит, - подумал я, - надо же, 100 лет!

- Ещё меньше я готов отдать эту папку мерзавцам, что находятся сейчас у власти - рассказывал тем временем отец. - Наш разговор не подслушивают, я принял меры. Но когда ты выйдешь отсюда - никому ни слова. Они ждут только моей смерти, чтобы вскрыть Сейф Номер Один, но получат дырку от бублика. Пусть думают, что старый осёл, чьей работой, собственно, была интеграция всех исследований Городка, не оставил после себя ничего особенного. Нам и с частными результатами горя хватает. Сам знаешь, что у нас каждый второй шпионит, а каждый первый работает на спецслужбы, я даже в своём заместителе не уверен. А ты мой сын и справишься. Когда вернёшься назад, мы поговорим о твоём чипе и моём завещании.

Я не пропустил последней фразы мимо ушей и немедленно отправился в путь.

За два дня, которые мне понадобились на визит в Швейцарию и обратно, отцу стало ещё хуже, но он внимательно прочитал договор с банком, прежде чем бросить его в пылающий камин.

- Ты станешь абсолютным игроком в шахматы - сказал он, пытаясь поудобнее устроиться в кресле и морщась от боли.

- Кем?! - сказать, что я был шокирован значило не сказать ничего. - Ну я понимаю, покер или хоть бильярд (эти игры были слегка мне знакомы), но шахматы? Это же игра ботанов, я даже ходов не знаю? И потом, компы же давным-давно переиграли в неё людей?

- Я не сказал, что ты будешь играть всего лишь в силу суперкомпьютера - отвечал отец - при всей нашей вычислительной мощи, вопрос о ничейности шахмат не решён до сих пор и едва ли будет решён при твоей жизни. Ты выиграешь их всех, потому что у них есть только оценочные функции, нейросети и примитивные экспертные системы, а у тебя - настоящий интеллект, специализированный именно для этой игры и способный не к тупому счёту, и не к выбору на основе опыта и интуиции, а к совершенному принятию решения, немыслимому без соединения в неразрывную триаду рассудочной, аксиологической и эмоциональной составляющих разума... - старика опять понесло и я заскучал.

- Ну и, честно говоря, сынок, у меня просто не было времени записать в чип что-то более сложное, а правила шахмат очень примитивны. С другой стороны, звание чемпиона мира по шахматам до сих пор чего-то стоит, и на своих высших уровнях они - престижная и вполне безопасная сфера деятельности. А когда ты объявишь, что не проиграешь ни одной компьютерной системе в мире, и подтвердишь это делом, многие люди снова поверят в себя. Это тоже немаловажно.

Вечный альтруист батя даже на пороге смерти пёкся о человечестве, а обо мне он подумал? Впрочем, подумал, ведь я скоро стану богат, и деньги выпрашивать будет не нужно... Я всё-таки был не совсем бессовестным, раз немного устыдился последней своей мысли.

В присутствии приехавшего адвоката отец подписал завещание, согласно которому я стал единственным наследником его состояния. Потом адвокат убрался, а мы с помощью вызванной медбригады добрались до лаборатории, куда доступ был только у отца и, наверное, у кого-то из высшего начальства спецслужб.

* * *

Это был маленький чёрный шарик диаметром в полсантиметра, плавающий внутри прозрачной запечатанной колбы не то в физрастворе, не то в жидких соплях. Отец лично из своего кресла управлял почти полностью автоматизированной аппаратурой и операция заняла не более получаса.

- Я ничего не чувствую, пап - сказал я, очнувшись.

- Ты ничего и не должен чувствовать, но Малыш уже в тебе и готов к работе. Полежи немного, чтобы прекратилось действие наркоза, и поедем домой.

- Ты зовёшь его Малышом? - ужаснулся я.

Но более подходящего имени шарику так и не придумалось. Пусть побудет пока без имени.

Дома отец заставил меня сыграть с ним пару партий. Я не ощущал в своём мышлении никаких изменений, я просто умел играть в шахматы, причём, ни секунды не задумываясь, как не думаешь, когда едешь на велосипеде или ведёшь машину, тело само знает, что делать. А в данном случае ответы откуда-то знал мой мозг, хотя я не понимал, зачем нужно делать именно такой ход. "Малыш" работал, потому что выигрывал я практически моментально. По настоянию предка я остался на пару дней погостить и пролистал какие-то шахматные книги из его библиотеки. Все они были настолько глупы, элементарны и ошибочны, что вызывали даже не смех, а раздражение. Как если бы папаша стал всерьёз использовать для своих штудий сборники детских сказок в качестве научного материала. Партии суперкомпьютеров были получше, но я легко выиграл бы у любого из них и даже показал отцу пару примеров, как это сделать. Он был доволен и подолгу просиживал за компьютером, анализируя каким-то удалённым сервером мои варианты и удовлетворённо хмыкая.

Вскоре отца не стало, а я после похорон навсегда покинул дом своего детства, как оказалось, он даже не был нашей недвижимостью, принадлежа Городку. Впрочем, размер отцовского счёта искупал всё, а недвижимость я теперь могу купить, где захочу. Мне было жаль отца, я обещал себе вскоре остепениться и попробовать выполнить его последнюю волю, но это подождёт, мистер Рипли, а сначала хорошо бы как следует оттянуться.

Два с половиной последующих года прошли словно в радужном тумане. Я принадлежал к сливкам общества, засвечивался в скандалах, кружил головы светским красавицам, мелькал на обложках таблоидов и в новостях, в общем, прожигал жизнь в самых избранных кругах Старого и Нового Света. Обаятельный наглец, богач и щедрая душа Рипли-младший был в то время очень популярен среди "золотой молодёжи". Что касается шахмат и чёрного шарика в моей голове (или где он там расположился, я ведь не удосужился спросить у отца подробней, а он, как и все учёные, всегда был уверен, что окружающие его понимают), то они практически не вспоминались. Лишь несколько раз я чувствовал мимолётное удивление - почему меня так раздражает случайно мелькнувшая перед глазами шахматная позиция или кажется такой наивной партия нового чемпиона мира Линь Сы с сильнейшей программой для "персоналок", зачем-то опубликованная в "Светских хрониках". Этот китаец снова сделал шахматы популярными после того, как стал играть почти на равных с доступными обывателю домашними компьютерами. Русские и американцы утверждали, что китаец чипирован нелегальными средствами, на турнирах его проверяли с особым пристрастием, каждый ход чемпиона анализировался мощнейшими вычислительными системами мира, но доказать пока никто ничего не мог... А в тех кругах, где я вращался, было бы странным козырять умением решать шахматные задачи. Да и зачем мне это, моя жизнь гораздо интереснее, чем у того китайца.

Катастрофа разразилась внезапно.

- Очень сожалею, сэр, но на Вашем счёте недостаточно средств для оплаты тура, может быть, другая карта? - напомаженный хлыщ за стойкой элитной туристической компании сделал вид, что ему и впрямь очень жаль.

Другой карты у меня не было, а остатка средств на этой едва хватало на несколько месяцев жизни в дешёвой комнате, если, конечно, питаться тем же дерьмом из супермаркетов, что и большинство в нашем скорбном мире.

Я поступил именно так - снял комнату в наполненном азиатами общежитии коридорного типа и запил горькую. Выхода я не видел, потому что настоящих друзей, исключая прихлебателей и собутыльников, у меня никогда не было, верных подруг - тем более, и никто даже не пытался помочь мне, едва слух о разорении Рипли-младшего прокатился по светским гостиным. На мои звонки и просьбы великовозрастные "светские мальчики", ещё вчера восторженно внимающие каждому моему слову, не отвечали вовсе или отделывались ничего не значащими фразами. Я перестал звонить кому бы то ни было уже через неделю. Обратиться к матери? Смешно. Я даже не помню названия города, где она живёт. Пойти работать по пять дней в неделю из семи как все эти несчастные, занимаясь ерундой, которая не стала бы менее бессмысленной, даже понимай они, зачем делают это? Но я никогда толком не трудился и ничего не умел, а грубую неквалифицированную работу мой изнеженный организм не выдержит. И потом, питаться этим дерьмом, которое продают рабам за так называемую "зарплату"? Я подумывал даже о самоубийстве, но как истинный эстет отказался от этой идеи. "Рипли-младший свёл счёты с жизнью в азиатском притоне" - представил я заголовок таблоида и оживлённое обсуждение новости своими недавними прихвостнями. А через три дня они забудут обо мне окончательно. Какая мерзость. Обратиться к серьёзным людям, меценатам, воззвать к памяти отца? Попытка съездить в Городок не увенчалась успехом, меня даже на порог нигде не пустили. Всё, что я понял - Рипли-старший умер вовремя и стал своего рода иконой. Делёж научного наследия отца сейчас в самом разгаре и внезапно проявившийся пятном на иконе промотавшийся сынок тут совсем некстати.

Я сбился со счёту, сколько времени прошло. Так как расходы мои теперь были очень скромны - плата за каморку, крепкое пойло и самая простая закуска, я пока держался на плаву, но чувствовал, что меня тянет ко дну.

За мутным окном тянулся такой же отвратительный вечер как был вчера, и не менее тошнотворный, чем будет завтра. Я сидел в своей каморке перед дешёвым пластиковым столом, на котором кроме куч окурков и объедков помещались вторая за сегодня бутылка водки, стакан и комковатый хлеб со ржавой селёдкой, порезанной прямо на газете. За дверью в облупленном коридоре носились, визжа по-китайски, дети, а за стенкой раздавался мерный скрип кровати - азиатская пара, видимо, делала себе пятого или шестого наследника.

Я выпил пол-стакана и обсосал селёдочный бок. Взял было валявшуюся на столе пачку сигарет, но тут же бросил обратно, не хотелось даже курить. Голова моя начала клониться прямо на заляпанную газету, я часто отрубался вот так, сидя, просыпаясь потом с невыносимо затекшим от неудобной позы телом или же от падения со скрипучего стула на пол. Внезапно в голове что-то тенькнуло и я сосредоточил расфокусированный взгляд на газете. Там была напечатана слегка отмеченная жирным селёдочным пятном шахматная диаграмма. "И, на..нец, ...амая ...ложная задача наш... ...нкурса - мат в 12 ходов, 5 способов решения, Booldog всех решений не нахо..." - с трудом прочитал я, щурясь. Почему-то мне показалось это важным. Насколько мог аккуратно я оторвал заметку с диаграммой от газеты и сунул её в карман, после чего, бормоча "не пять, а шесть, кретины", добрёл до своей койки и рухнул на неё прямо в одежде и тапочках.

Самочувствие утром было таким же, как всё последнее время - один сплошной дворец боли, украшенный анфиладами тошноты и ужаса. Я дотащился до стола и со стоном опрокинул в себя остаток вчерашнего пойла. Все "удобства" здесь были в конце общего коридора. Перед душем стояла длинная очередь из китайцев, украдкой хихикающих при моём приближении. Загаженный туалет, слава Богу, был свободен. Кое-как сделав утренние дела, я вернулся в комнату, попил воды, покурил и пожевал вчерашнюю несвежую корку.

- Какие планы на сегодня, мистер Рипли? - ехидно спросил я себя, тупо пропялившись перед этим в окно не менее получаса - Дворянское собрание, совет директоров банка, или, может быть, отправимся на Багамы?

- Ах да, мистер Рипли - отвечал я себе - нас ведь сегодня ждут в "Колизеуме", туда никак нельзя опоздать! - так называлась сеть кошмарных забегаловок, где я затоваривался пойлом и закуской. Поскольку выглядел я не очень даже для "Колизеума", стоило принять душ и немного привести в порядок одежду, благо, китайцы успели разбежаться по своим делам.

Уже готовый на выход, я нащупал в кармане клочок бумаги и достал вчерашнюю задачу. Да, сомнений быть не могло - здесь шесть способов решения, а не пять. Можно попытаться написать им и сорвать первый приз. Долларов 10 наверное отвалят. А почему только им? Я что, не могу сыграть на деньги в шахматы? Люди играют на деньги во всё, даже в жизни других людей. Отец ведь видел меня чемпионом мира, пусть и по шахматам, а я прозябаю в этой зловонной дыре?

Странно, что это вообще только сейчас пришло мне на ум. Но могло ли быть по-другому? Свалившееся на мою голову богатство должно было вскружить её, и отец наверняка предвидел это. Неизбежен был и крах, разве что, не так скоро. Возможно, отец преувеличил степень моего благоразумия или просто не нашёл в себе сил завещать контроль над частью моего состояния тем же учёным из Городка, сейчас как стая голодных шакалов рвущим его идеи. Прошло время, я должен быть неизбежно повзрослеть или постареть, убедиться в бессмысленности "сладкой жизни" и взяться, наконец, за ум в той единственной сфере жизни, где я не только что-то умею, но умею лучше всех людей и компьютеров на Земле.

Похоже, старик просчитал всё не хуже новомодного движка Booldog. И то сказать, он ведь всегда добивался своих целей, раз сумел надурить даже всесильные спецслужбы с этим своим чёрным шариком, или как там он его называл? Малыш?

- Эй, Малыш, ты здесь? - мысленно позвал я. Ответа не было, но при новом взгляде на диаграмму из газеты я почувствовал, что шесть решений задачи моментально встали перед моим умственным взором и я готов в любой момент воспроизвести их все, а также доказать, что других решений не существует. Я вспомнил о партиях, сыгранных с отцом и "движками" - и все они оказались прямо тут, под рукой, если уместно говорить так о внутреннем пространстве.

- Мне не нравится, что ты Малыш - сказал я уже вслух. - Давай, я буду звать тебя Боб? Как бы в честь Фишера?

Боб не возражал, и моё скрытое второе "я" обрело имя. О Фишере я прочитал, а точней, скользнул глазами по строчкам, разумеется, тоже у отца в те первые два дня жизни Боба. Оказалось, он помнит и "околошахматное", хотя биографии Наполеона из него, пожалуй, не вытянешь.

Пора было действовать, но я не спешил лезть на рожон. Разгульная светская жизнь приучает мыслить цинично, но реалистично, и я вполне отдавал себе отчёт, что рискую оказаться валяющимся с дыркой в слишком умной голове около мусорного бака, если начну обыгрывать пирамиду с самых низов, то есть, с парковых пропойц, играющих на ставку в том числе и в шахматы.

Нужны были как минимум официальные турниры, пусть самого низшего разряда. Правда, там играли те же самые пропойцы, но наверняка всё заканчивалось мирно.

Было и второе неприятное обстоятельство. Люди, конечно, глупы, но обязательно найдётся кто-нибудь, способный сопоставить направление научных работ отца с внезапно проснувшимися гениальными способностями сына. Доказать ничего не удастся, ведь Боба нельзя обнаружить, да и компьютеров, играющих в его силу, на планете нет, вон, Линь Сы же чемпион мира, хотя никто не верит, что человеческий разум без чипа способен на такое?

Но и таких учёных как отец больше нет, а слухи поползут самые фантастические, пока меня не разберут на молекулы, чтобы проверить, не киборг ли я.

Хотя постаревшая и обросшая физиономия Рипли-младшего мало чем напоминала прежнего великосветского денди, я не мог вот так взять и выйти в свет. Подделка документов в наше время всеобщей идентификации по отпечаткам пальцев, сетчатке глаза или биочипу была бессмысленна и невозможна. Оставалась версия тяжелой болезни или катастрофы, после которой у Рипли-младшего проснулся Дар. Иначе как невероятной случайностью (а скорее всего, он навёл справки, кто я такой) не объяснить, что ещё один китаец - хозяин моего квартала - свёл меня с нужным доктором, который задним числом оформил в базах данных все необходимые записи, что, разумеется, официально невозможно, однако на практике, слава Богу, всё ещё существует, потому что "мафия бессмертна", как гласит русская пословица.

Сумма, которую я остался должен китайцу, доктору и тем, кто за ними стоял, впечатляла, плюс, по классическим понятиям, теперь я был у них на крючке. По моим же представлениям, ничего подобного не было. В век всеобщей виртуализации самого понятия оригинала не существует, электронная подпись в официальной базе данных и есть оригинал документа, а вздумай доктор предъявить настоящий лог событий, согласно которому записи вносились "задним числом", этот лог в свою очередь можно было бы объявить подделкой. Нет, я не собирался "кидать" мафию, тем более, у китайца могли остаться записи того, как я на самом деле провёл это время, но и насчёт возможного шантажа пока сильно не беспокоился.

Итак, некоторое время спустя после того, как я разорился, я в очередной раз напился с горя и получил серьёзную черепно-мозговую травму. Добрый доктор частной клиники выходил Рипли-младшего, который по восстановлении здоровья почувствовал в себе страсть к шахматам и теперь всё время проводит за ними. СМИ для идиотов раздуют эту версию, а следом СМИ для умных уже примут её как само собой разумеющееся.

Конечно же, я выиграл все "дворовые" турниры с минимальным вступительным взносом, на которые смог попасть, тем более, что дважды в одно место я старался не возвращаться. Так как играть в полную силу - а какова "полная сила" Боба, есть ли её предел? - было бы пока неразумно, я на первых порах применял оригинальный способ скрыть свои подлинные возможности - один ход делал таким, каким он виделся Бобу, а второй - абсолютно бессмысленным для достижения победы. Я по-прежнему не умел общаться с Бобом, но когда я представлял себе доску и фигуры, мне иногда казалось, что мы можемся обмениваться какими-то туманными околошахматными идеями, я мысленно двигал фигуры и пытался привязывать к ним образы удовольствия или неудовольствия, хотя понятия не имел, как такие идеи могли бы выглядеть для бывшего чёрного шарика.

Промучавшись с неделю и получив дикую головную боль, мне, кажется удалось поставить перед Бобом новый временный критерий оптимальности - победа должна была достигаться не раньше определённого хода, допустим, тридцатого. Боб смирился с этим и моя игра, которая уже успела привлечь внимание любителей своей дикостью, стала более ровной.

В городе обо мне заговорили, а значит, пора было сваливать из клубов. Да и двигаться дальше такими медленными темпами неразумно. У меня уже был список скромных достижений, приличный костюм и доступ в Бионет, приостановленный было за неуплату во время запоя, так что оставалось выбрать из околошахматных менеджеров самого ловкого, жадного и беспринципного.

* * *

Судя по зданию-инкубатору, в котором располагалась нужная мне офисная комната, дела у мистера Эпштейна шли не очень хорошо. Зато в его послужном списке было несколько фамилий очень сильных гроссмейстеров, которых мне вскоре предстоит разгромить. Правда, работал он с ними на ранних этапах их карьеры, а потом молодых дарований уводили более раскрученные тренеры. Именно такой человек, обиженный на систему, но знающий ей насквозь, мне и был нужен. Когда мы начнём делать деньги и "валить" обидчиков, он из одной только жажды мести не продаст меня конкурентам, или, по крайней мере, сделает это не так скоро. Я стану его тараном, а он будет охранять тылы.

Действительность как всегда на мои ожидания плевала.

В небольшой комнатёнке с четырёхзначным номером сидел пожилой потрёпанный седоватый субъект с пегой козлиной бородёнкой, в которую он всё время запускал два пальца. Секретарши у него не было.

- Доброе утро, мистер Эпштейн, сэр, и прекрасные новости! - бодро сказал я, лучезарно при этом улыбаясь.

Он что-то буркнул в ответ, едва взглянув на меня, и снова уткнулся в бумаги на столе, делая вид, что очень занят.

- Я собираюсь стать чемпионом мира по шахматам, а Вы будете моим менеджером - продолжал я, всё-таки прежний Рипли во мне начал воскресать.

- Вы зря потратили минуту моего времени, молодой человек - хмуро ответил менеджер, даже не взглянув на моё собственноручно составленное резюме - к выходу Вас проводят внизу.

Признаться, я ожидал иного ответа.

- Я оплачу Вам расходы - несколько растерянно сказал я, Господи, стал бы я ещё год назад пресмыкаться перед этим козлом?! - Только одна партия с кем угодно, мистер Эпштейн, Вы можете просто назвать свою цену.

Эпштейн соизволил поднять взгляд и скептически осмотрел меня с головы до ног.

- Моё время стоит дорого, мистер ...

- Рипли, сэр. Так написано в моём резюме.

- Рипли, Рипли - забормотал менеджер - постойте, Вы не тот новый игрок, о котором болтали на последних городских опенах для любителей? - слово "любителей" он словно подчеркнул карандашом.

- Тот самый, сэр - подтвердил я - и ещё - сын великого учёного, попавший в трудную ситуацию. Просто сделайте запрос "Майк Рипли".

Эпштейн с полминуты помолчал, видимо, делал запрос по Бионету и смотрел ответы.

- Хорошо, мистер Рипли - сказал он наконец, - приходите завтра к восьми вечера в клуб "Гавана" на восьмой авеню, вот клубная карточка, по которой Вас пропустят. Но предупреждаю, что соперники будут сильными. Надеюсь, Вам есть, где остановиться?

- Безусловно, сэр - улыбнулся я, пятясь задом и раскланиваясь, тьфу ты, аж самому противно.

Трёхэтажный красно-чёрный клуб, притулившийся в тени небоскрёба вблизи пересечения с 46-й улицей выглядел довольно стильно, да и внутри производил приятное впечатление. Я знал, где искать Эпштейна, потому что был знаком с подобной публикой ещё в прошлой жизни, только там они вертелись вокруг меня, а не наоборот.

И точно - старый менеджер как раз приготовился "продегустировать" очередной дринк, когда перед ним нарисовался я.

- Добрый вечер, сэр, - я был сама вежливость, - предлагаю сразу повысить ставки, ведь второй раз со мной здесь могут отказаться играть. И хотя у меня может не хватить средств на самую первую игру, уверен, что Ваше небольшое вложение моментально окупится.

- С чего Вы взяли, что я буду на Вас ставить - пробурчал Эпштейн, но по тому, с каким любопытством он меня разглядывал, было ясно, что старик успел познакомиться с какими-то моими партиями.

- Потому что я думаю, Ваши 60% с выигрыша будут на первое время справедливым решением, раз Вы берёте меня с улицы.

Условия были невероятными, обычно новички отдавали своему менеджеру процентов 20, максимум 25. Но тёртый калач Эпштейн и бровью не повёл, согласившись с таким видом, будто делал мне одолжение.

На втором этаже тусила мелкота, а в серьёзные шахматы играли на третьем, куда мы и отправились. Эпштейна здесь знали, и я начал игру.

С этого вечера жизнь моя снова стала однообразна.

Турниры, залы, гостиницы, короткие ироничные интервью, в которых я самым хамским образом отзывался об игре соперников, шоу, презентации, бизнес-ланчи, вечеринки и снова турниры. Я опять объехал весь свет, но видел ещё меньше, чем в былые времена.

Привязанный контролем к игровому столу, я не завлекал соперников имитацией борьбы. Я выигрывал, изредка делая для разнообразия ничьи "своими" ходами вместо очевидных... то есть, очевидных для Боба. Единственное, чего я не смог добиться от Боба - заставить его хотя бы раз проиграть.

Проблема с подсказками для игроков решается в наше время довольно легко, дело в том, что активность любого биочипа элементарно отслеживается и подавляется. Такая "глушилка" совсем недорога, правда, и действует она на весьма ограниченном расстоянии. Поэтому на современных турнирах, начиная со школьных, правила иные, чем были в прошлом веке. Игрокам запрещается покидать пространство, очерченное вокруг стола и составляющее радиус, в котором действует закреплённая над серединой доски глушилка.

Это повлияло и на контроль времени, партия никогда не длится дольше часа, ещё в начале века такая игра называлась "рапидом" и выделялась как отдельный вид шахмат.

Побив мировой рекорд по количеству сыгранных (и выигранных!) партий в сеансе, я едва не умер от истощения - слава Богу, по условиям шоу я делал все ходы, сидя за компьютером или лёжа перед ним, а не бегая между бесконечными рядами досок.

Я выиграл 2:1, две ничьих и одна победа белыми, у вычислительного монстра по имени "Клатчер", собранного корпорациями-лидерами, похоже, специально чтобы победить меня... в третьей партии он допустил рандомный выбор хода из двух равных возможностей в 80-ходовом варианте, и это стоило ему очка.

Я со стопроцентым результатом прошёл претендентский цикл и вышел на матч с чемпионом мира, итоги которого были вполне предсказуемы, хотя китаец хорохорился.

Эпштейн, давно работающий за щедрые 10 процентов и угодливо спешащий навстречу при моём появлении, оказался настоящим коммерческим гением и моя небольшая, но твёрдая финансовая империя росла как на дрожжах. Проблемы с долгами были решены. Письма от поклонниц уборщице приходилось выбрасывать мешками, потому что я числился женихом дочери миллиардера и не хотел давать жёлтой прессе поводов для скандала. Я пил в меру и чувствовал себя физически окрепшим.

В этой благостной картине беспокоило меня только одно... это легко сказать "беспокоило только одно", а на самом деле я всё чаще чувствовал себя как Фродо, спешащий к жерлу вулкана с кольцом власти на шее или "околосмертный человечек" Моуди в том самом "чёрном тоннеле" умирающих, где свет сужается до чёрно-белой доски, на которой творят свою вечную трагикомедию 32 фигуры.

Разумеется, я давно уже неплохо разбирался в шахматах, однако в начале карьеры они занимали моего внимания ровно столько, сколько требуется, чтобы сделать моментально пришедший в голову ход. Со временем это стало не так, я всё чаще ловил себя на том, что мысленно разыгрываю варианты, возникающие в "устойчивых" дебютах в районе двадцатого хода и способные подарить мизерное преимущество одному из игроков ходов за 20-30, конечно, если оба соперника будут играть максимально сильно.

Меня не занимал предел силы Боба, равно как и то, может ли он проиграть Богу или ещё кому-то, мне всегда было наплевать, сколько ангелов поместится на острие иглы и на любую подобную схоластику. Меня волновало то, что мне всё труднее сделать ход, не "одобренный" Бобом, более того, я начинал чувствовать прямой дискомфорт при попытках осуществить это.

Весёлый, богатый и шумный мир вокруг, который снова повернулся ко мне своей светлой стороной и в любой момент был готов предоставить мистеру Рипли все свои удовольствия, интересовал меня всё менее. Я не чувствовал "давления" со стороны Боба и в меня не вселилась "чуждая сущность", как в плохих хоррорах конца прошлого века, мне просто было скучно за другими занятими кроме просмотра не бесконечных - в этом-то и был их подвох, что не бесконечных! - партий Боба. Маленькое нарушение равновесия, заложенное в самом начале, Вселенная, "сама по себе" склонная к Большому Взрыву, зерно злака, своими точными, но подверженными мутабельной изменчивости белковыми формулами обеспечивающее себе прорастание и развитие, меня интересовал даже не генезис вещей, а то, что обеспечивает им генезис, программа развития, всеобъемлющая настолько, что способна учесть в себе неизбежные случайности и лишить тем самым нас надежды выбраться из колеи.

Я прочёл "Защиту Лужина" Набокова и "Шахматную новеллу" Цвейга, но не нашёл в них совета как мне быть. Я пришёл к матчу с китайцем полностью опустошённым, поскольку значительная часть того, что было раньше Рипли-младшим, перелилась в Боба.

Поднимаясь по ступенькам, ведущим к этому матчу, я не сыграл с чемпионом ни одной партии "вживую", но это было совершенно неважно. Очнувшись на минуту и гнусно ухмыльнувшись, я сходил в первой партии, где мне выпало играть белыми, 1. g4, публика в зале зашумела, а я почувствовал негодование Боба, если так можно назвать ментальные всполохи безэмоционального существа.

Можно выиграть и атаку Гроба, кажется, его фамилия что-то означала по-русски, а потом я куплю ферму, слышишь, Боб, и мы будем играть на абсолютных квадратах кукурузы, чтобы та девчонка, к которой я так и не решился подойти перед выпускным вечером, тоже была здесь, и раздавленная машиной одноклассница Дороти воскресла, и отец был жив.

В таком же полубреду прошли следующие пять партий, которые я, разумеется, выиграл. Седьмой встречи было достаточно для победы по регламенту матча.

Я снова пошёл 1. g4, хотя это стоило Бобу огромных усилий, от слова "огр", он - огр, или же наоборот слово "огромный" имеет этот корень... Я только сейчас понял, как постоянной возгонкой своего эмоционального состояния можно стать пусть не равным Богам, но хотя бы выйти из плоскости, где ведутся разборки, перечеркнуть синей краской их красные каракули, образующие каркас рабства.

Боб растерялся, потому что мой адреналин заливал его фиолетовой плазмой, но теперь я знаю, как сделать это, 2. f3, детка, боль, свет, темнота, темнота, наконец-то, отдых...

Приключившаяся со мной "странная форма инсульта" вызвала международный скандал, невиданный со времён "холодной войны". После массы препирательств, противоречивых умозаключений и взаимных угроз было принято коллегиальное решение продолжать со счёта 6:1, то есть, поражение мне зачесть, но пропущенные в беспамятстве туры считать не проигрышами, а форс-мажором, оговоренным в регламенте.

Оправившись от беспамятства, я снова стал спокоен и уверен в себе, так как уже затаил верную мысль, и даже Эпштейн ничего не заподозрил. Накануне "ничего не решающий последней партии за звание чемпиона мира" (это я сказал в интервью) я мысленно обратился к Бобу и начал крутить в голове начальную позицию, представляя на обеих сторонах доски нас с ним, или только его, кто теперь различит. Кажется, воспоминанием о предыдущей игре из двух ходов мне и удалось донести до него идею Абсолютной Партии, Партии, Завершающей Всё, потому что в игре с нулевой суммой таковая не может не существовать по определению.

Боб ходил белыми, и Боб чёрными ждал ответа.

Впервые на моей памяти он не сделал моментально первого хода, а заколебался, словно что-то взвешивая. У него единственный раз в жизни был достойный соперник, он сам.

Он сходил 1. e4.

- Всё-таки Фишер был прав, - пробормотал я, - теперь ещё и 1... e5?

И оно последовало после гораздо более мучительных колебаний.

На шестом ходу Боб двинул белыми пешку "a" на 4 горизонталь вместо рокировки или выпада слоном. После пожирающих наш организм пламенных раздумий, отдающихся спазмами боли во всём моём теле, Боб ответил чёрными 6 ...a5, и я также физически чувствовал это.

Первый размен на f6 восьмым ходом белых... рокировка на десятом ходу у чёрных и на одиннадцатом у белых... и второй размен - двадцать четвёртым и двадцать пятым полуходами на d5... возврат чёрного ферзя на поле f6... тонкие фигурные намёки ближе к 20 ходу и первый шах на 23-м, с каждым ходом всё ближе к ответу, и пели ангелы, и небо стало как свиток...

В конце тёмного извилистого коридора, наискось уходящего за горизонт и в космос, стоял отец и укоризненно качал мне головой. Я рванулся было к нему, но Боб, раздуваясь чёрной массой, втянул меня в себя и потащил строго вниз.

Окончания партии я так и не узнал.

25.12.2020, 23:50 [1360 просмотров]